Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

Вот перед ними дом, расписан златом,

Они пришли к тем царственным палатам.

Что излучали свет, как райский сад:

Рабыни перед гурией стоят!

Смотрел он, станом восхищен девичьим,

Лицом, кудрями, блеском и величьем:

В запястья, в ожерелья убрана,

Она сияла, как сама весна!

С достоинством, как властелин великий,

Воссел Дастан напротив луноликой.

Висел на поясе его кинжал,

Венец его рубинами блистал.

Любовь росла, стремясь навстречу счастью,

Ушел их разум, побежденный страстью.

Но вот рассвет забрезжил над дворцом,

Раздался в ставке барабанов гром.

Как тело — с жизнью, дух — с телесной силой,

Простился богатырь с царевной милой.

Мгновенно с кровли сбросил он аркан,

Покинул дом возлюбленной Дастан.

Заль советуется с мобедами

Когда явилось из-за гор светило

И витязей Дастана разбудило,

Они толпой веселой поутру

Направились к Дастанову шатру.

Призвал Дастан, огнем любви объятый,

Вельмож, что были разумом богаты.

Пришли мобеды, гордые князья,

Глава придворных, витязи-друзья,

Пришли к нему, покорные приказам,

В глазах — веселье, преданность и разум.

Он речь повел, призвав их на совет,

Улыбка — на устах, а в сердце — свет.

Сначала вседержителя восславил,

Сердца вельмож проснуться он заставил.

Сказал он пылко: «Пред лицом творца

Надеждой и тоской полны сердца!

Он солнце и луну вращает властно,

Ко благу нас ведет он ежечасно.

Наш мир цветет, всевышним сотворен,

Где бог, там справедливость и закон.

Весна и осень — от него награда,

Для нас растит он лозы винограда.

Мир у него — то стар и хмуро лик,

То молод, свеж и светел, как цветник,

И муравей, не вняв его приказу,

Не пошевелит лапкою ни разу.

Чету он создал — жизни торжество:

Потомству не бывать от одного!

Един лишь бог, всесущий и незримый:

Нет у него ни друга, ни любимой.

Четами он все твари сотворил,

Тем самым тайну мира нам открыл.

Что со вселенной стало бы и с нами,

Когда бы твари не жили четами!

В особенности тот, чей знатен род,

Несчастен, коль подруги не найдет.

На свете краше витязя не встретим,

Чем тот, кто светится любовью к детям.

Когда его последний час придет,

Он жизнь в потомстве снова обретет.

Отдаст он имя детям, чтоб сказали:

«Вот этот — Сама сын, а этот — Заля».

Сын украшает царство и венец,—

Остался сын, хотя ушел отец.

Об этом повесть мне поведать надо,

О юной розе радостного сада!

Я дочерью Синдухт навек пленен.

Что скажет Сам? Согласье даст ли он?

О юности моей не позабудет

Царь Манучихр — или меня осудит?»

Мобеды, утаив свои слова,

Молчанием ответили сперва:

Михраб — весьма почтенный муж, однако

Потомок он бесчестного Заххака!

Затем ответ промолвили такой:

«Да обретешь ты счастье и покой!

Рабы, послушные твоим веленьям,

Молчали мы, объяты удивленьем.

Хотя Михраб и не сравним с тобой,

Он все же витязь, взысканный судьбой.