Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

И вновь захлопнулись и заперлись.

У осажденных слез ручьи лились,

В подавленных сердцах кипело горе,

Тонуло все в постигшем их позоре.

К Гурдафарид, со всею свитой, сам

Седобородый вышел Гуждахам,

Сказал: «О с благородным сердцем львица!

О дочь моя! Тобой Иран гордится!

Страдали мы, неравный видя бой,

Но не бесславен был поступок твой.

Ты выхода искала в честной битве,

Но враг силен. Внял бог моей молитве,—

В обмане ты спасенье обрела

И невредима от врага ушла».

Гурдафарид в ответ лишь засмеялась

И на стене высокой показалась.

Увидела Сухраба за стеной

И молвила: «Что ждешь ты, витязь мой?

Иль ожидать напрасно — твой обычай?

Увы, навек расстался ты с добычей!»

Сказал Сухраб: «О пери, пред тобой

Клянусь луной, и солнцем, и судьбой,—

Разрушу крепость! Выхода иного

Не вижу я. Тебя возьму я снова.

Как ты раскаешься в своих словах,

Когда в моих окажешься руках!

Как сожалеть ты будешь, что сначала

Ты не исполнила, что обещала!»

Гурдафарид ответила, смеясь:

«Я сожалею, о мой юный князь!

Неужто, витязь мой, не знал ты ране,

Что тюрки брать не могут жен в Иране?

Что ж, значит я тебе не суждена!

Но не печалься, то судьбы вина…

Но сам ты не из тюркского народа,

В тебе видна иранская порода.

С такою мощью, с красотой твоей

Ты был бы выше всех богатырей.

Но если скажет слово шах Ирана,

Что юный лев повел войска Турана —

Подымется Рустам из Сеистана,

Не устоишь ты против Тахамтана!

Беда тебе! — из войска твоего

В живых он не оставит никого.

Мне жаль, что этот стан и эти плечи

Поникнут и падут во прахе сечи.

Повиновался б лучше ты судьбе,

Вернулся бы скорей в Туран к себе.

А ты на мощь свою лишь уповаешь,

Как глупый бык, бока свои терзаешь!»

Сухраб, внимая, от стыда сгорал.

Что замок трудно взять, он это знал.

Невдалеке от крепости стояло

Село и над собой беды не знало.

Сухраб пошел и разорил село,

По локоть руки окунул во зло.

Сказал потом: «Ночь наступает, поздно…

Пора нам отдохнуть от сечи грозной.

А завтра здесь неслыханная быль

Свершится. Мы развеем стены в пыль».

И, повернув коня, погнал безмолвно,

Вернулся в стан, печалью смутной полный.

Письмо Гуждахама шаху Кавусу

Когда Сухраб уехал, Гуждахам

Позвал писца и сел с ним рядом сам.

Свои несчастья шаху описал он,

И с опытным гонцом письмо послал он.

В письме сказал он: «Мы, твои рабы,

Здесь терпим гнев неведомой судьбы.

Туранцы, что напасть на нас не смели,

Пришли под крепость, морем зашумели.

Вождь этих войск, затмивших полдня свет,

Юнец, едва ль четырнадцати лет.

Но ростом он невиданно огромен,

Он силой исполинской неутомен.

Его, как дуб индийский, крепок стан.

Льва породил могучего Туран.

Он богатырской палицей играет,

Разящий меч в руке его сверкает.

Что кручи гор ему, что глубь морей?

Подобных в мире нет богатырей.