Укромный уголок - Анна Даунз (2021)

Эмили вспомнила тот момент, когда решила никогда больше не называть приемную мать «мамой». Ей было десять, и она лопалась от ярости.

— Просто мне кажется, это неправильно, — поколебавшись, ответила девушка.

— Джулиет не обижается?

— Нет. — Эмили положила ладонь себе на живот. Там, внутри, как будто шевельнулась подыхающая рыба. — А может, обижается. Я не знаю.

— Это не совет, просто мысли вслух… — тихо начала Нина. — Может, тебе быть к ней снисходительнее? Никто ведь несовершенен, а судя по всему, тебе с ней было лучше, чем где-нибудь в другом месте.

— Согласна. Я не хотела показаться неблагодарной. Знаю, мне повезло, вот только Джулиет было недостаточно того, что у нее есть я. Ей всегда хотелось большего…

— Что ты имеешь в виду?

Эмили вспомнила редкие моменты, когда становилась свидетельницей того, как Джулиет плакала. Это всегда было после походов на прием в клинику или звонков врачам, порой в неожиданных местах — например, в кафе или в супермаркете, — но чаще дома, за полузакрытыми дверями (Эмили помнила, как прижималась лицом к щели между створкой и косяком, пытаясь заглянуть в комнату). Джулиет не билась в истерике — она тихо плакала, а на смену этому слезному штилю приходил бурный ураган мнимого счастья: спонтанный поход в кафе-мороженое или игра в догонялки на детской площадке. И каждый раз, скача за Эмили по лесенкам и горкам, Джулиет смотрела на нее печальными глазами с робкой улыбкой.

Какая-то часть затуманенного сознания Эмили вдруг очнулась от оцепенения, и возникла мысль, что неплохо бы разбудить внутреннего цензора.

— О нет, ничего. Забудь, меня просто развезло от вина. — Она зевнула и повернула голову к Нине. Рядом с глазом у Нины был тонкий белый шрам, которого раньше Эмили не замечала. Словно серебристая линия протянулась от виска к челюсти. — А какое у тебя было детство? Расскажи о своей семье.

Нина тихо рассмеялась:

— Тут нечего рассказывать. Я выросла на Северных пляжах. Ты бывала в Сиднее?

— Нет, никогда.

— Ну, тогда представь себе жуткую скукотищу — беленькие заборчики из штакетника, кондитерские лавки на каждом углу… Мама, папа, я и брат. Пара собак. Скукотища.

Эмили снова закрыла глаза. Чувствовала она себя так, будто медленно погружается в полудрему. Северные пляжи — прибрежный район Сиднея… Она представила большие особняки с видом на океан. У крылечек папаши моют машины, потом целые семейства дружно отправляются на серфинг и жарят барбекю у воды. Высокие светловолосые мамочки, такие как Нина, и очаровательные загорелые детишки плещутся в волнах у самого берега (неудивительно, что Денни не переехали туда — если Аврелии так тяжело приходится в европейском климате, в Австралии она бы и вовсе долго не протянула). Эмили вообразила себе все это так отчетливо, что ей даже почудились запах поджаренной колбасы и дымок от гриля…

Она широко открыла глаза. Нет, дымок не почудился.

— Эй… — выдохнула девушка, садясь на шезлонге, и вытянула шею, рассматривая летнюю кухню. — У нас что-то горит?

— А?

Подул ветерок и принес с собой отчетливый, резкий запах гари.

— Нина, по-моему, что-то горит.

Но Нина тоже уже почуяла вонь. Она вскочила, с размаху поставила на столик бокал, расплескав вино, и, выпалив:

— Черт! Только не это! — бросилась бежать.

Глава девятнадцатая. Эмили

К тому времени, когда они добежали до игрового домика, тот уже полыхал вовсю.

В нескольких метрах от огня, скрестив ноги, сидела Аврелия и с разинутым ртом чертила пальцем на песке круги. Дым столбом взвивался в небо.