Укромный уголок - Анна Даунз (2021)

У меня по рукам бегут мурашки.

— Это мы виноваты? — спрашивает у врача муж, покосившись на меня. — Один из нас мог быть носителем бактерий?

— О, я думаю, нет необходимости…

— Скажите мне. Теоретически.

— Послушайте, мы ничего не можем сказать с определенностью, пока не готовы результаты анализов. Но теоретически — да, это не исключено, — говорит врач. — Бактерии передаются при тесном и продолжительном контакте вместе с выделениями из носоглотки, то есть через кашель и чихание. А также через поцелуи.

Муж смотрит прямо на меня. У меня перехватывает дыхание.

— Однако давайте не будем забывать, что это не окончательный диагноз. В ее состоянии есть некоторые аномалии. Я всего лишь назвала вам одну из причин, которая кажется мне наиболее вероятной.

Теперь они оба смотрят на меня. Смотрят этак испытующе.

— Быть может, вашей жене лучше присесть?

Нет, не лучше. Я тут тихонечко постою. Боюсь пошевелиться. Если я пошевелюсь — не пройду испытание. Начну топать, орать и швыряться тяжелыми предметами. Я наброшусь на врачиху и вырву всю ее блондинистую шевелюру с корнями.

Я помню, как бежала к машине, пока мой муж стоял столбом. «Что ты сделал? — кричала я. — Что ты ей дал?» Но что, если это я во всем виновата? Что, если она заболела из-за меня? Что, если, что, если, что, если…

— Извините, но я очень прошу вас присесть.

Стой спокойно. Просто стой… и… не… шевелись.

Глава двадцатая. Скотт

Скотт открыл застекленную дверь — и, как обычно, запах горячего пюре из картошки почти физически ощутимо ударил в нос. Почему именно пюре из картошки? Он задавался этим вопросом каждый раз, когда сюда приходил. Его неоднократно убеждали в том, что обитателям дома престарелых «Лейквью» предоставляется богатый и разнообразный рацион питания. У них тут даже бывают дни национальной кухни — американской, итальянской, марокканской. Но когда бы Скотт ни приходил сюда, его встречал аромат картофельного пюре, перебивающий даже запах хлорки.

Он вошел в вестибюль, и дверь сама захлопнулась за спиной, отрезав отдаленный шум электричек, несущихся в город. Тишина подступила на мягких кошачьих лапах.

— Доброе утро, Скотт, — выглянула из-за конторки администратора толстозадая тетка с облачком тонких пушистых волос. — Раненько ты сегодня.

Он ответил на приветствие кивком и записал свое имя в журнале для посетителей.

— Да уж, теперь мне лучше не опаздывать, верно?

Тётка усмехнулась:

— Верно! А то Кэтрин устроит тебе выволочку. Идем, я тебя провожу.

Они прошли через двойные двери — механизм открылся со щелчком, пропуская их, когда сотрудница дома престарелых чиркнула по устройству электронным пропуском. За дверями был длинный коридор со стенами, увешанными акварелями в рамках, и со столиками красного дерева вдоль прохода.

— Ты будешь рад услышать, что она чувствует себя гораздо лучше. Даже немного поиграла на пианино.

— Правда? — Скотт вскинул бровь, представив себе какофонию, разносящуюся эхом по местным коридорам.

Он прошел мимо чаши с ароматической смесью. Желудок свело спазмом, но отправить наружу ему было уже нечего — Скотта рвало все утро, не удавалось даже воды нормально попить. Это были неприятные последствия вчерашнего праздничного вечера. Он всегда терпеть не мог церемонии награждения, но прошлой ночью ему удалось выдержать бесконечный обмен светскими любезностями так, что можно было собой гордиться, и даже ни разу не возникло желания ткнуть себя вилкой в бедро. Когда настало время собственно награждения, он поднялся на сцену над толпой — ему подмигивали, поднимали вверх скрещенные за него пальцы. И тут он допустил единственную ошибку — взглянул на экран телефона.