Укромный уголок - Анна Даунз (2021)

Она внимательно наблюдала за Ниной, подмечая все ее движения — как она проводит рукой по волосам или покусывает губу, когда кого-нибудь слушает. Эмили повторяла ее жесты, примеряя их к собственному телу. Сейчас она то и дело бросала взгляды на Скотта, мысленно запрещая себе таращиться на него, но вина этим вечером было слишком много, а она так восхищалась этой парой. Супруги Денни, казалось, ее пристального внимания не замечали — вероятно, привыкли, что все на них смотрят. Они были как кинозвезды — сногсшибательные, но при этом их образ казался размытым, иллюзорным. И вели они себя тоже как кинозвезды, словно играли в сериале, состоящем из быстро сменяющихся сценок: становились то мрачными и задумчивыми, а то вдруг веселыми. Эмили вспомнила разговор, подслушанный в «Проуэме»: «Он ее ненавидит… Еще бы…» Вот это определенно была неправда, у Эмили не возникло такого впечатления. Наоборот — супруги Денни не могли оторвать глаз друг от друга.

Однако было что-то странное в языке тела Нина. Она то подавалась к мужу, при этом крепко обхватив себя руками, то широко улыбалась ему, развернувшись боком, словно закрываясь от него. Эмили научилась анализировать движения и жесты в актерской школе, и сейчас вокруг нее мелькало множество безмолвных противоречивых посланий.

Эмили смотрела, как они смотрят, как она на них смотрит, и не могла разобраться в собственных чувствах — ревность это была или обожание. «Возможно, немножко того, немножко другого», — решила она в конце концов. Откинувшись на спинку стула, девушка вытянула ноги под столом и уставилась на огонь в жаровне. Искры взлетали вверх, как бумажные фонарики, и ей почему-то вспомнился короткий документальный фильм, который она видела в одном музее. В фильме диктор бархатистым глубоким голосом рассказывал о непостижимой бесконечности Вселенной и ничтожности планеты Земля по сравнению с ней. Еще он говорил, что однажды Солнце погибнет, а вместе с ним и все человечество, и Эмили стало дурно от страха, когда она представила себе бесконечно великое и ничтожно малое, осознав вдруг бессмысленность всего. Теперь, сидя за столом на летней кухне в «Керенсии», она снова вспомнила о бесконечности, но теперь вместо страха у нее были радость, надежда и уверенность в прямо противоположном — в том, что все исполнено смысла.

Она закрыла глаза, поддавшись чарам момента.

Где-то рядом, во мраке, едва различимо звучали голоса. Она услышала скрип ножек стула на каменных плитах, затем шаги босых ног. Что-то легко коснулось ее плеч — пальцы, — а под столом к ее бедру прижалось чье-то колено.

Глава двадцать шестая. Скотт

Утром Скотт проснулся в одиночестве. Он не помнил, как добрался до постели, но сейчас он лежал здесь, голый, завернувшись в простыню. Нины нигде не было видно, и признаков того, что она спала с ним на одной кровати, тоже не наблюдалось.

Поежившись, он перекатился с мокрого отпечатка, оставленного вспотевшим телом, скинул пропитанную потом простыню и свесил ноги с края кровати. Через окно долетали смех и звон тарелок. Он взглянул на часы и удивился, что уже так поздно — начало одиннадцатого.

Скотт побрился, оделся и спустился на первый этаж. В кухне его встретили аромат кофе и стол, уставленный едой. Там были свежеиспеченный багет, масло, варенье, булочки разных форм и размеров, мюсли и разноцветная гора фруктов. На блюде, накрытом колпаком, обнаружились бекон и два яйца-пашот, еще теплые. Он поел стоя, прислушиваясь к едва различимым голосам, доносившимся снаружи, но из окна девочек не было видно.