Эликсир ненависти (сборник) - Джордж Энгланд

— Но взгляните, — она указала на отвратительное запустение.

— Да, вижу. Но это не беда. Вы живы. Я жив. Нас уже двое. Может, еще кто отыщется. Скоро увидим. Что бы ни случилось, мы победим, — он описал поворот и, волоча за собой обрывки и отрепья того, что было раньше деловым костюмом, побрел через нагроможденный на полу хлам в сторону окна.

Если вам доводилось видеть потрепанное непогодой пугало на ветру, вы имеете некоторое представление о том, как он выглядел. Ни один матерый бродяга не смог бы явить собой подобное зрелище. Вниз по плечам ниспадали его ровные запыленные волосы. Спутанная бородища свисала ниже талии. Даже брови, некогда, пожалуй, редкие, превратились в тяжелые козырьки над глазами. Разве что шеф не стал седым и согбенным, казалось, он все еще сохраняет упругость мужчины в расцвете сил, не то можно было бы подумать, что это некий древний Рип Ван Винкль вернулся к жизни после своего приключения, имевшего место в этой самой башне.

Но он дал себе мало времени на созерцание или на заботы о своей наружности. Быстрым движением он смахнул паутину со всеми паунами и мертвыми мухами, застившую взгляд, с оконного стекла. И высунулся наружу.

— О небеса! — вскричал он и отступил на шаг. Девушка подбежала к нему.

— Что это? — воскликнула она, едва дыша.

— Понятия не имею. Пока. Но что-то весьма значительное. Что-то всемирное. Это… это… но нет, вам лучше не выглядывать. Повремените.

— Я должна знать все. Пустите меня.

Она очутилась с ним рядом и выглянула в ясный солнечный свет поверх обширного пространства города. Целый миг царило полное молчание. И в нем отчетливо слышалось негодующее гудение мухи, угодившей в паутину. Дыхание мужчины и женщины стало частым и шумным.

— Все разрушено, — произнесла Беатрис. — Но тогда…

— Разрушено? Похоже на то, — инженер ответил ей с немалым усилием, едва удерживая эмоции. — Почему бы не выразиться откровеннее? Лучше немедленно настроиться на приятие самого худшего. Я не вижу никаких признаков кого-либо еще.

— Худшее? Вы имеете в виду…

— Я имею в виду, что мы видим то, что видим. И вы можете истолковать это не хуже, чем я.

Опять молчание. Они глядели наружу с чувствами, для которых не находилось ни слов, ни интонаций. Непроизвольно инженер обвил свою испуганную служащую рукой и привлек ее к себе.

— И последнее, что я помню, — прошептала она, — это… ну, просто после того, как вы кончили диктовать эти спецификации по Тонтонскому мосту, я внезапно почувствовала… такую сонливость. Лишь около минуты я думала, что вот закрою ненадолго глаза и отдохну, а потом… потом…

— Это? — он повел рукой вокруг.

Она кивнула.

— У меня то же самое, — откликнулся он. — Что за дрянью по нам шибануло? По нам, и по всем, и по всему? Хотя выходит, нам повезло. Я жив, здоров, в здравом уме, и…

Он не договорил. Но вернулся к изучению непостижимого зрелища. Вид из окна открывался на восток, далеко за реку, на окраины того, что было некогда Лонг-Айлендом и Бруклином, самое что ни на есть знакомое ему зрелище в прежние дни. Теперь же все переменилось до невероятия.

— Сомнений нет, все сметено. Все пропало. Все обратилось в руины, — проговорил Стерн медленно и тщательно, взвешивая каждое слово. — И это не галлюцинация, — он обвел глазами горизонт. Глаза его теперь остро выглядывали из-под кустистых бровищ. Он непроизвольно поднес к груди руку. И тут же вздрогнул от неожиданности.

— Что это? — вырвалось у него. — Ну и ну! У меня бородищи и усищ не меньше ярда! Боже правый! Это у меня-то! А я еще говаривал… — И разразился хохотом. А затем давай дергать себя за бороду с резвостью, которая хлыстом била по нервам его незадачливой служащей. Внезапно он стал серьезен. Ибо впервые заметил, в каком состоянии его спутница.