Империя ангелов (перевод Аркадия Кабалкина) - Бернар Вербер (2000)

– Блуждающие души! – волнуется Рауль.

Перед нами бредет вереница призраков. Они похожи на нас с той лишь разницей, что, в отличие от нас, не светятся, а поглощают свет.

Рауль, дольше меня находящийся в раю, объясняет, что это эктоплазмы – самоубийцы, раньше времени расставшиеся с жизнью, или жертвы убийства, чьи души, переживающие страшные терзания, предпочитают задержаться здесь, чтобы решить проблемы из прошлого, а не вознестись на небо для очищения перед другой жизнью.

– Люди, даже после смерти отказывающиеся склеить ласты?!

– Не отказываются, а просто не могут. Некоторые жаждут реванша, мести – эти держатся за свое призрачное состояние, чтобы не давать покоя своим обидчикам.

– А нам они могут причинить вред?

– Нам – нет. А вот Пападопулосу очень даже могут.

– Мы же ангелы, а они – всего лишь неприкаянные души! – не соглашаюсь я.

– Они сохранили больше близости к людям, чем мы.

Рауль опасается, что это мы подманили их к убежищу греческого монаха. Блуждающие души непрерывно находятся в поиске уязвимых тел, а мы, спустившись на Землю и обозначив свое присутствие, указали им на жилище медиума.

Призраков становится все больше. Теперь их уже десятка три. Выглядят они так же, как в момент смерти. Перед нами воины-инки, покрытые ранами, полученными от аркебуз конкистадоров. Можно подумать, что мы перенеслись в роман Лавкрафта! Самый страшный среди них – вождь. Я жмусь к Раулю.

– Как нам с ними сладить? – спрашиваю я его.

57. Венера, 7 лет

Зеркало. Новый нос сделал меня еще красивее. Меня отдали в школу для детей-звезд, использующую методику преподавания доктора Хаткинса. Нам позволяют делать все, что и когда захотим, – это способ свободного выражения наших побуждений. Я чаще всего сижу и рисую маленького заключенного.

– Кто это? – спрашивает учительница. – Твой папа? Твоя мама?

– Нет, это Другой.

– Какой другой? Прекрасный Принц?

– Нет, Другой – это тот, кто иногда мне снится.

– У твоего Другого есть специальное обозначение: Прекрасный Принц, – подсказывает мне учительница. – Я тоже его искала-искала и, наконец, нашла: это мой муж.

Ничего так меня не раздражает, как взрослые, не слушающие детей и воображающие, что сами все знают. Я кричу:

– Нет, Другой – никакой не Прекрасный Принц! Он сидит в тюрьме и хочет на волю. Одна я могу его понять, только для этого мне надо вспомнить…

– Что вспомнить?

Не хочу терять время и ухожу от нее.

На прошлой неделе один журнал захотел меня сфотографировать. Спасибо маме, это она рекламирует меня всюду, где бывает по работе. Я позировала два-три часа, сидя на табурете с букетом цветов. Кажется, меня снимали на календарь. Мама остается за кулисами и играет в свою игру: называет все более высокие цифры, но к концу всякий раз звучит слово «доллары».

Мама говорит, что я становлюсь все более важной персоной. Я, мол, новая Ширли Темпл. Понятия не имею, кто эта девочка – не иначе, одна из бесчисленных старых актрис, на которых равняется моя мама. Лично я считаю их всех, кроме Лиз Тейлор, замухрышками.

58. Жак, 7 лет

Вот уже несколько недель в школу ходит новая ученица. Когда появляются новенькие, мне всегда хочется помочь им освоиться.

Эта новенькая – особенная. Она старше нас, ей уже восемь. Наверное, она осталась на второй год, хотя с виду не лентяйка и не тупица. Она живет в цирке и переезжает с места на место, отсюда трудности с успеваемостью.