Империя ангелов (перевод Аркадия Кабалкина) - Бернар Вербер (2000)

Четко вижу только свою мать – она как клеймо, впечатанное мне в мозг раскаленным железом. Помню все ее гримасы в тот день, когда она бросила меня на церковной паперти. Я цепляюсь за эту боль. Спасибо, мама, хоть в чем-то от тебя была польза. Мать – последнее доказательство моей идентичности. Я самоопределюсь в своей злости на нее. Когда-нибудь я, быть может, забуду свое имя, когда-нибудь перестану узнавать себя в зеркале, когда-нибудь забуду все, что происходило в моем детстве, но ее я буду помнить всегда.

В конце концов наступило утро-день-вечер (прошла неделя, месяц, год), когда открывается дверь. Меня ведут к директору лечебницы.

По пути я впитываю мельчайшие сведения, поступающие в мозг. Вонь хлорки, облупившаяся краска в коридоре, доносящийся издали хохот, звуки моих шагов, клочки неба в зарешеченных окнах, прикосновения надзирателей, держащих меня за локти (рукава халата завязаны у меня за спиной). Их лай «шагай»!», «следуй за нами!» кажется мне прелестной музыкой.

Меня вталкивают в директорский кабинет. Передо мной человек в форме. Я не перестаю проживать один и тот же эпизод: в нем милиционер подбирает меня на паперти церкви или летчик в звании полковника забирает меня из приюта, обещая семью. Что предложат мне на этот раз?

Директор разглядывает меня с отвращением. Я думаю о своей матери. Что, если она догадывалась, что со мной приключится, и хотела избавить меня от страданий?

– Хотим предложить тебе последний шанс исправиться. В Чечне опять война. Потери выше, чем ожидалось. Армии нужны добровольцы. Это полковник пехоты Дюкусков, он командует ударными батальонами. Выбирай: дальше сидеть в изоляции или рисковать жизнью в диверсионной группе.

82. Жак, 17 лет

Мне удается продать мои рассказы научно-фантастическому журналу и получить первое вознаграждение за свой труд. Делаю себе подарок: отдых на баскском берегу. Там я знакомлюсь с Анаис.

Анаис – острая на язык брюнеточка, немного похожа на Мартин, но более круглолицая. Когда она смеется или просто улыбается, на ее щечках появляются ямочки.

Мы с Анаис беспрерывно покатываемся со смеху. Ничего друг дружке не говорим. Просто переглядываемся – и беспричинно хохочем. Наше неутомимое веселье всех раздражает, зато наше сообщничество от этого только крепчает.

Когда начинается новый учебный год, мы даем друг другу слово видеться как можно чаще. Но она живет в Бордо, а я в Перпиньяне.

У меня в работе крупный проект, книга, повествующая о человечестве, разглядываемом «нечеловеческими» глазами. Это детектив, герои которого… крысы, ведущие расследование у себя в канализации. Я, конечно, строго следую в своем романе всем правилам, управляющим крысиным обществом. Я уже закончил первую часть – двести страниц – и везу Анаис, пусть прочтет.

Читает она быстро.

– Забавно. Главный герой у тебя – крыса с пучком рыжих волос на голове.

– Все первые романы отчасти автобиографичны, – объясняю я. – Моя рыжая шевелюра мне дорога.

– Почему крысы?

Я объясняю, что крысы – только предлог, на самом деле это размышления над общественной жизнью. Я ищу формулу идеального общества, где каждому было бы хорошо. В одном из своих первых рассказов я сделал героями белые кровяные тельца, введенные в идеальное общество – человеческий организм. А теперь хочу показать, наоборот, свирепое общество. Крысы – это пример эффективного сообщества, напрочь лишенного сострадания. У них систематически отбраковываются слабые, больные, старики, болезненный молодняк. Идет постоянное соревнование, в котором побеждает сильнейший. Я пишу об этом неведомом мире в надежде, что мои читатели осознают «крысиное» в самих себе.