Ведуньи - Элизабет Ли (2021)

Он услышал, как она, вздрогнув, затаила дыхание; глаза ее потемнели. Ему вдруг стало страшно: а что, если он обидел ее, поставил в неловкое положение? Что, если она сейчас повернется и убежит? Ну что ж. Он выпустил ее руки и даже отодвинулся от нее на шаг. Значит, он все-таки ошибся…

И тут она сама потянулась к нему, ухватилась за его дублет и притянула к себе. Теперь ее губы почти касались его губ. Оба молчали, и в тишине он слышал только ее тихое дыхание, чувствовал только тепло ее руки на своем плече, видел только синеву ее глаз. Но глаза эти были слишком близко, и он ничего не сумел в них рассмотреть.

Сказка, сотканная из звездного света

Едва встает солнце, я бросаюсь бежать и бегу, спотыкаясь о корни деревьев и попадая в рытвины. Ноги мои все еще слабы после того дьявольского снадобья и подгибаются подо мной, но я заставляю себя двигаться, заставляю бежать быстрей и быстрей. Пусть та радость, которую я несу в своей душе, наполнит наш дом, пусть она прогонит наши извечные сражения с нуждой, наш страх перед новым магистратом. Пока что я слышу лишь негромкие отголоски тех звуков, которые издает пес, вызванный мной с помощью магии. И сегодня я не чувствую в себе никакой тьмы, она не прячется даже в самых укромных уголках моей души, ибо сегодня все мои мысли только о Дэниеле и о том, что он мне рассказывал о нашей новой жизни.

– Мы непременно построим для себя свою собственную жизнь, – сказал он. – И в ней никто и никогда не ударит человека кулаком в лицо.

Он притянул меня к себе, крепко обнял и стал рассказывать некую прекрасную сказку, словно сотканную из звездного света, и нарисованные им сцены вряд ли были реальны, но мне нравилось их рассматривать, нравилось его слушать. Я и думать себе не позволяла о том, какое сражение мне придется выдержать с моими родными, с каким отвращением воспримет меня его семья. Но – и это было гораздо хуже – я пыталась забыть о том, что отныне в моей жизни постоянно будет присутствовать мой вечный хозяин, тот, с кем я сама только что связала себя страшной клятвой. Отныне он всегда будет следить за мной, выжидая удобного момента, чтобы подчинить меня своей воле. А ведь мать много раз предупреждала меня о том, что случается с теми, кто ему сопротивляется, и что он делает с теми, кого мы, на их беду, полюбим. Ведь это он приказал морю поглотить моего отца.

Но я – пусть ненадолго! – все же позволяю себе поверить сказкам Дэниела.

– Значит, ты будешь фермером? – спросила я.

– Да, а ты моей женой. И научишься доить коров. И станешь печь хлеб для всей деревни в нашей печи.

– И на Майский день мы с тобой будем танцевать на лугу? И есть медовую коврижку?

Он ничего не ответил, только поцеловал меня в макушку.

Так мы с ним и проговорили, пока не проснулись птицы, не начали щебетать, а в небе не расцвели первые розовые отблески зари.

Пробежавшись, я влетаю в нашу комнату, на ощупь пробираюсь к лежанке, где под грудой одеял все еще спит Энни, выкапываю ее оттуда, трясу и приговариваю:

– Вставай, вставай, просыпайся, уже утро!

Она что-то ноет и зарывается еще глубже, как мышь в сено. Я смеюсь и целую ее.

– Спать хочу! – заявляет она.

– Ничего, пора вставать. И я должна побыстрее тебя осмотреть.

Сердито ворча, Энни встает. Руки сжаты в кулаки, зубы оскалены, она еще и рычать пытается, но я смеюсь, и в итоге она тоже не выдерживает и начинает смеяться.

– Ну, хватит рычать, кутенок. Меня ты этим не испугаешь. – И я начинаю осматривать ее ушки, шейку, приподнимаю волосы, но вижу лишь безупречную чистую кожу. Нет на ней никаких отметин! Конечно же, нет! Теперь в нашу жизнь вошел некий свет, теперь в ней все переменится. И моей сестренке непременно найдется место рядом с нами у того очага, который мы создадим вместе с Дэниелом.

Я прижимаю к себе теплое худенькое тело Энни, вдыхаю запах леса, которым пропитаны ее волосы, целую ее в грязноватую щечку.