Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

Полезли. Я первый. «Надо, — думаю, — труса в себе придавить». Ступени мокрые, а деревяшка будто каменная. Один ручеек противный сверху течет — то в лицо мне попадет, то за шиворот.

Гадко, мокро, но терплю.

Когда вниз спустился, радость появилась непонятная, будто штрек заветный нашли уже. Чуть не заплясал, но сдержался.

Петруха сопит следом. Секунда — и рядом, лишь зловредный ручеек в одиночестве лестницу поливает.

— Водопад смотрим? — спрашиваю.

— Потом. Нам в другую сторону. Пристреляемся, пока все спокойно.

Захотелось повредничать, но понимаю, что прав Петруха: пока никто не мешает, надо работать.

Развернули план.

— Половины примет нет уже, — Петр шепчет. — По всему получается, на той стенке штрек этот замурован. За поворотом.

Идем. Воды здесь в разы больше.

Когда базовый лагерь ставили, все хотел предложить прямо к месту работы переехать, но жить здесь невозможно — сейчас вижу. Воздух влагой насыщен, и сырость во все щели лезет-щекочется. Если не двигаться — не согреешься, не говоря уже о сне.

Петр по стене шарит. Шепчет чего-то. Потом рукой манит.

— Иди, — говорит, — по той стороне, на высоту своего роста скалу осмотри. Прав Быков, похоже, батя замаскировал все от греха.

Давай мы скалу вылизывать. Я чуть носом по ней не ползаю, но никаких признаков. Отвлекаюсь еще постоянно. Когда к самому краю подошел, громкоговоритель увидел. «Колокольчик». Висит так сиротливо, и обрывки проводов грустно вьются. Недолго глядел, а вот мысли все к нему возвращаются. До половины дошел и решил сначала начать. Думаю: «Может, пропустил чего?»

Сосредоточился, и… нет результата.

Петр свою часть скалы досмотрел и над планом колдует.

— Здесь должен быть, — шепчет. — По всему, здесь…

— Давай осмотрим еще раз, — предлагаю. — Ты — мою сторону, я — твою. Вдруг зевнули?

Полчаса прокопались — ничего.

— Порода осела метра на три, — говорю ему. — Может, там она.

И наверх показываю.

— Не должно. Все, как на плане, и по расстоянию подходит.

— Ну что, еще пошаримся или обратно? — спрашиваю.

— Уходим, — безнадежно рукою Петр махнул. — В лагере будем голову ломать.

Вернулись быстро. Фонарики не выключали и не прятались. На козлякинскую сторону сразу не пошли. Петр захотел ловушку посмотреть, что я нащупал. Когда за вагонетками в штрек завернули, почувствовал, что злится товарищ мой. Стал успокаивать. Сейчас, мол, в лагере еще раз план поглядим-посоображаем. Надежда умирает последней…

Но Петруха вовсе не на это сердился, а на то, что кто-то опять войну под землей начинает.

— Свежая, — говорит он и веревку от ловушки трясет. — Всего за год должна раскиснуть-сгнить, а эта новая.

— Козлякин? — спрашиваю.

— Юрка не лучше, а может, и хуже еще. Вовка многое в истерике делает, а Заморенок — парень расчетливый. Все спланирует и хладнокровно исполнит.

— Почему же он до сих пор Вовчика не прибрал? — интересуюсь.

— Ну есть, наверное, интерес какой. Если бы тот мешался сильно, так давно бы его не стало…

Показал еще мне Петр отметину меловую над штреком.

— Запомни, и, если придется здесь идти, о ловушке не забывай.

В лагере нас Анечка новостями встретила. Оказывается, они с Лысым воду хорошую искали. Те ручьи, что возле лагеря, известковый налет дали на котелке. Пока ходили, все казалось им, что следят за ними. Как раз после этой истории и высветила она на стене непонятное что-то. Я только краем глаза увидел эту массу и блики от глаз. Петр тоже.

Пока разворачивались, исчезло все куда-то.

Жутковато мне после стало. Лежу в спальнике, и так хочется к Анечке перебраться, но девчонка наших отношений, похоже, при всех выказывать не хочет. Не подает виду.

— Спать будем теперь по очереди, — Петр вещает. — Мы с Михаилом отдыхаем четыре часа, и по новой на поиски.