Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

С жандармским ротмистром я расстался, сделав ему щедрый подарок: позволил написать в рапорте, что большевистские боевики были уничтожены в ходе операции, разработанной им, Кнопфом. Оказывается «товарищ Мока» Охранке был очень хорошо известен и давно находился у них в розыске. Этот субъект руководил в партии так называемым «боевым крылом», имел на своем счету немало кровавых подвигов.

– Всё, больше никаких «эксов»! – ликовал Кнопф. – Теперь большевики будут пробавляться одной пропагандой. Зубы у них вырваны!

Я окончательно решил, что коли девочку эта партия не похищала, а теперь и банков грабить не станет, то незачем передавать ротмистру список ее подпольной сети. Хватит с Кнопфа лавров победителя грозного Моки, не то шустрый жандарм вознесется на верх карьерной лестницы. Страшно представить, каких провокационных турусов он наворочает, получив много власти. Пусть уж лучше большевики призывают пролетариев всех стран объединяться – это менее опасно.

Что еще произошло за минувшие недели?

С Мари Ларр я ни разу не виделся после того, как мы отвезли раненую в госпиталь. Я попросил извещать меня о состоянии здоровья мисс Чэтти, и Мари несколько раз мне звонила, вот и всё.

Я знал, что Бетти помещена в отдельную палату и что ею занимаются лучшие врачи. Прямой угрозы жизни нет, но извлечь пулю из позвоночника они не решаются. Пережаты какие-то важные нервы, бедная девушка парализована от шеи и ниже. На консилиуме постановили пригласить из Берлина главное нейрохирургическое светило. Все расходы взяла на себя Хвощова.

У меня не хватило силы духа навестить больную в госпитале. Невозможно было представить, что эта неугомонная, юркая обезьянка лежит пластом и способна двигать одними только лицевыми мускулами. Но я попросил Мари сообщить мне, когда состоится операция. Последняя новость, позавчерашняя, была, что профессор Таубе прибыл и готовится.

Телефон на моем столе зазвонил, когда я, закончив чтение газет, открыл папку с материалами по докладу, со вкусом разложил цветные карандаши и собрался делать разметку на полях рукописи для последующего перепечатывания.

– Операция началась, – послышался в трубке как всегда спокойный голос Мари. – Продлится до полудня.

Я посмотрел на часы – было начало одиннадцатого – и сказал, что скоро приеду, а также пожелал Бетти удачи.

Меня охватило волнение. Конечно, и по поводу операции, но еще и потому что я увижу Мари. Я сам этому удивился. Не влюбился же я в нее, ей-богу! Во-первых, не романтический мальчик, уже сорок шестой год. Во-вторых, с тем же успехом можно влюбиться в каменную статую.

Но я помню – вижу – тот майский день столь отчетливо после нескольких тусклых, бессобытийных недель лишь потому, что в моей жизни снова возникла Мари.

Она была всё такой же: красивой, неулыбчивой и бесстрастной.

– Ну что? – воскликнул я, кидаясь к ней в больничном коридоре. – Уже?

Она предложила мне сесть на соседнее кресло и лишь тогда ответила:

– Продолжается.

Операция затягивалась. Я нервно сказал, что это нехороший признак.

– Хуже, чем было, не будет, – пожала плечами Мари. – Этот месяц для Бетти был истязанием. Неподвижность для нее пытка. Всё время говорила, что лучше умереть. И умерла бы, если бы не надежда на профессора Таубе.

Сказано это было таким тоном, будто речь шла о погоде.

– Что расследование? – спросил я. – Появились ли какие-то новые обстоятельства? Требование выкупа или хоть что-то?

– Ничего. И слава богу. Я все равно не могла бы отсюда отлучиться. Нужно было постоянно находиться с Бетти, разговаривать с нею, ухаживать.

Пожалуй, она бледнее обычного, подумал я. Должно быть, недосыпала.

Вдруг Мари подняла палец, к чему-то прислушиваясь.

– Везут.

Открылась дверь операционной, санитары выкатили тележку, на которой лежала Бетти. Ее лицо было белым, глаза закрыты.

– Жива! – сказал я, вскакивая. – Покойницу накрыли бы с головой!