Девушка с юга - Камбаралы Бобулов (1964)

Я виновато опустил голову. Она положила руку мне на правое плечо и говорит:

— И брату рассказал?

— Нет‚ — затряс я головой.

— Правду говоришь? — Джене подняла мою голову за подбородок и посмотрела в глаза.

Мне стало ее очень жалко.

— Правду, можете верить.

Она поверила, погладила меня по голове.

— Ты умный мальчик. Если расскажешь брату, он меня ни на один день в доме не оставит. Не проболтайся смотри.

И она заплакала.

— Не скажу, джене, разве я ненормальный!

Теперь я знал, что она вернулась насовсем, только не понимал: как же так — то не хотела возвращаться, когда упрашивали, а то сама пришла... Наверное, хотела, чтобы подольше уговаривали. А когда увидела, что нам надоело, сама не выдержала. Так я решил. Но было совсем не так... Я не сразу догадался‚ в чем дело.

Вечером пришел Ашир. Он сначала не поверил глазам, но обрадовался.

— Как же ты переступила порог? — улыбаясь спросил он.

— А вы совсем надежду потеряли? — вопросом ответила джене.

— Ладно, не надо так говорить. — заспешил брат.

Теперь они зажили мирно, не ссорились, как прежде. Джене часто говорила, что ее мутит, и все жевала соль. Я сказал об этом тетке Джамал, она очень обрадовалась. Я спросил, чему она радуется, но тетка не ответила. А джене начала сильно поправляться. Тут уже я понял, что будет маленький, и тоже был рад — больше всех, наверное!

Но Ашир совсем не обрадовался. «Вот почему вы вернулись! Я думал, что по мне соскучились, а дело-то вот в чем!» Я не понял, почему он так говорил. Но с этого времени в доме снова пошла грызня. Ашир вел себя хуже, чем раньше. С утра искал повода, чтобы прицелиться к джене. «Дорога открытая, тебя никто здесь не держит». Джене плакала, как маленькая... «Правильно вы говорите, правильно, только второй раз этого сделать не могу».

Когда у джене начались схватки, я бегал по айылу и всем объявлял, что джене родила сына. И получал суюнчи. И совсем не огорчился, когда оказалась, что родилась девочка. Сообщил об этом Аширу, а он меня ударил: «Ты за девчонку хочешь суюнчи?» Три дня он не ночевал дома, и, по правде говоря, я был недоволен, что он — мой брат. Хорош брат, нечего сказать! Ну сами посудите, можно ли обвинять жену, что она родила девочку, и сердиться за это? Разве это по-человечески? Бедная моя джене горько плакала, заболела от обиды.

На четвертый день тетка привела Ашира. Он не спросил, как себя чувствует джене, а начал издеваться:

— Разве порядочные девок рожают? — На дочь только взглянул и отвернулся.

— Как бы то ни было, ребенку надо дать имя, — сказала тетка.

Брат махнул рукой:

— Не все ли равно, как девчонку назовут?

В конце концов пришла мать джене и сказала:

— Пусть мою внучку зовут Анархан!

Это имя всем понравилось, мы согласились. Анархан росла завидной девочкой. Мы с джене вдвоем возились с ней. Через полгода Анархан хорошо сидела и, когда видела нас, протягивала ручонки, прыгала. Джене очень любила ее и гордилась, что у нее такая хорошая, красивая дочка. Она прижимала Анархан крепко-крепко, и слезы текли по ее лицу.

Время шло. Я ни разу не видел, чтобы Ашир приласкал дочь, не слышал даже, чтобы он сказал «дочка моя». И Анархан боялась его, как чужого, пряталась от него, прижималась к матери, как только Ашир входил в комнату. Руки у моей джене все время были заняты. Когда дочка плакала, Ашир закуривал или начинал играть на комузе, не обращая на девочку внимания. Джене очень горевала, что отец так обращается с дочерью. Ашир говорил: «Ничего моего в ней нет...» И правда, Анархан не была на него похожа. Мне хотелось, чтобы и в будущем она не стала такой жестокой и угрюмой, как он. На другую осень Ашира сделали завхозом. Он бывал дома только раз в неделю. Ну, я этому был рад: «Глухое ухо лучше подслушивающего».