Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

– Меня? – Он вздыхает – и так тяжко, что голова Конфетки приподнимается на целых три дюйма. – Да я, собственно, никогда не был большим любителем балов, пикников и званых обедов. Предпочитаю развлекаться самостоятельно. И как бы там ни было, у меня в этом году такое кошмарное количество дел, что я вряд ли сумею выкроить время для развлечений.

– Да, но не думаешь ли ты, что многие пристально наблюдали за твоим… твоим незаурядным возвышением. Ты стал очень большим человеком, Уильям, и стал им быстро. А общества больших людей ищет всякий. И эти приглашения… ну не могут же люди приглашать тебя одного, без жены, ведь так?

Уильям вытягивает руки вдоль спины Конфетки, утыкается лбом в холмик ее турнюра. Ясно, что она его убедила.

– Какой же я все-таки простак… – задумчиво бормочет он; голос его стал грудным от бренди и улегшихся тревог. – Все так переменилось, а я этого даже не понял…

– Ты должен помнить о том, кто твои истинные друзья, – наставляет его Конфетка, вновь начиная поглаживать лощинку между бедер Уильяма. – Чем богаче ты становишься, тем больше будет появляться людей, готовых на все, лишь бы подольститься к тебе.

Уильям, застонав, притягивает ее голову к упомянутой лощинке.

Потом, когда его с таким трудом поднятый из ничтожества жезл вновь опадает, ссыхаясь до размеров небольшого штырька, Конфетка возобновляет разговор, в надежде вытянуть из Уильяма какие-нибудь новые сведения.

– До чего ж я соскучилась по этому волшебному вкусу, – восторженно сообщает она, дабы помешать его воспрянувшему настроению опасть подобным же образом. – Тебя не было так долго! Неужели ты ни разу не вспомнил о своей маленькой наложнице, которую оставил здесь тосковать по тебе – да еще и без чистой одежды?

– Я был по уши… – Однако она смеется, прерывая извинения Уильяма, и принимается с комической быстротой целовать его в уши, давая понять, что нисколько не обижена. Боящийся щекотки Уильям похрюкивает и съеживается так, что под его бородой обозначается двойной подбородок. – Управление крупным делом отнимает гораздо больше времени, чем я полагал. В последние дни мне связывала руки не одна только история с Хопсомом. Да и в ближайшие недели я буду занят ничуть не меньше. В самом скором времени мне придется съездить в Митчем, на мои лавандовые поля, выяснить, почему они…

– Лавандовые поля? – взволнованно перебивает его Конфетка.

– Да…

– Те, на которых растет настоящая лаванда?

– Ну да, конечно…

– Ах, Уильям! Как мне хотелось бы взглянуть на них! Знаешь, я ведь и не видела никогда живых растений, только те, что есть в лондонских парках. – Она опускается на корточки – пониже, подставляя взглядам Уильяма свое восторженное лицо. – Поле, полное лаванды! Для тебя оно, наверное, вещь самая заурядная, но для твоей маленькой Конфетки – все равно что сказка! Ах, Уильям, возьми меня с собой.

Он поерзывает в кресле, улыбаясь и хмурясь сразу. Дурные предчувствия норовят пробиться на поверхность его сознания, замутненного спиртным и чувственным пресыщением.

– Я с превеликим удовольствием взял бы с собой такое прелестное создание… – мямлит он. – Однако подумай о риске скандала: ты, никому не известная молодая женщина, прогуливаешься со мной по полям, и все работники видят нас…

– Но разве это место не на другом краю Англии?

– Митчем? Всего лишь в Суррее, дорогая… – Он улыбается, видя, что понимания в лице ее не прибавилось. – Достаточно близко, чтобы поползли слухи.