Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

– Мы вовсе не думали принуждать вас к этому, сэр… – произносит одна, опуская взгляд на дорожку, однако Генри, ухватившись за ее слова как за знак согласия, уже роется в карманах брюк.

– Вот, – говорит он, извлекая на свет горсть мелочи, а с нею истертые едва ли не в пыль газетные вырезки и забытые в кармане почтовые марки. – Как вы полагаете, двух шиллингов будет довольно?

И тут же кривится, вспомнив, что еще мог бы он получить за эти деньги.

– Нет, возьмите три. – И Генри выуживает из кучки фартингов, пенсов и сора три блестящие монеты.

– Спасибо, сэр, – в унисон произносят девушки, а та, что стоит ближе к нему, протягивает ладошку в перчатке. – Больше мы вас не побеспокоим, сэр.

– Что вы, какое же тут беспокойство, – отзывается Генри, и девушки, к великому его облегчению, уходят, катя перед собой тележку и покачивая в такт друг дружке турнюрами.

Захлопнув дверь, он возвращается в теплую гостиную – единственную в доме уютную комнату. У самого камина лежит на полу скомканный в шарик носовой платок. Генри и не разворачивая его знает – ибо сам бросил туда платок лишь несколько минут назад, – что тот слипся от его осклизлого семени.

Он снова тяжело опускается в кресло, руки и ноги замерзли, голова пылает, в паху зудит; собственно, все его тело есть громоздкое соединение разномастных кусков плоти, негостеприимно объемлющее заляпанную липким семенем душу. В довершенье его стыда, в гостиную входит Киса и, направившись прямиком к испачканному платку, начинает любознательно обнюхивать этот комочек.

– Кыш, – буркает Генри и взмахивает ногой в шерстяном носке. – Это грязь.

Он выхватывает платок из-под носа кошки и снова сжимает его в кулаке. Стирать платок – задача для Генри непосильная; он готов еще идти на подобного рода хлопоты, когда измарывает ночную рубашку (что, собственно, и не позволяет ему нанять прачку), однако этот дешевый квадратик ткани вряд ли стоит унижения, которое он будет испытывать, наполняя свою металлическую ванну и отдирая покрытыми мылом ногтями комки цепкого семени. А как поступают прочие онанисты? Просто отдают свои склизкие тряпки служанкам, внушая им навечное презрение к хозяевам? Или такая несдержанность – явление в жизни наделенных сильной волей мужчин нечастое? Терзаемый жалким стыдом – уничтожать хорошую хлопковую тряпицу, когда столь многие бедняки (даже в Лондоне, что уж там говорить об острове Скай!) дрожат от холода, потому что им нечем залатать одежду, – Генри швыряет платок в камин. Платок, попав в самую середку докрасна раскаленных углей, шипит, чернеет, а после разворачивается, охваченный ярким пламенем.