Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Тем самым, скажет г-н Моген, Франция выиграла 100 франков, так как благодаря кораблекрушению именно на эту сумму вывоз превысил ввоз. Если бы дело обернулось иначе и я получил бы 200 или 300 франков в фунтах, то торговый баланс был бы отрицательным, и Франция понесла бы потерю.

С точки зрения науки грустно думать, что все торговые сделки, приносящие потери торговцам, оказываются прибыльными для страны, как полагают теоретики такого рода, которые, кстати сказать, всегда громогласно выступают против всякой теории.

С точки зрения практики это еще более грустно, ибо какие следствия приходится выводить?

Допустим, что г-н Моген получил власть (и в какой-то степени он уже получил ее в виду поддержавших его голосов) заменить своими расчетами и своей волей расчеты и волю торговцев и учредить, согласно его же собственным словам, «хорошую организацию торговли и промышленности в стране, что послужит стимулом для роста и развития национального труда». Ну, и как же конкретно он поступит?

Г-н Моген запретит, в законодательном порядке, все операции по закупкам по низкой цене внутри страны и продажам за границу по высокой цене и тем самым прекратит ввоз очень нужных нам продуктов потому, дескать, что это как раз те самые продукты, которые создают такое положение, при котором ценность ввоза превышает ценность вывоза.

В качестве некоей компенсации он будет терпимо относиться к сделкам и даже поощрять их премиями (то есть новым налогообложением народа) – к сделкам, которые будут основываться на правиле: покупать дорого во Франции и продавать дешево за рубеж. Иными словами, вывозить то, что нужно нам самим, и ввозить то, что нам совсем не требуется. Он, к примеру, даст нам полную свободу вывозить сыры из Парижа в Амстердам и ввозить модную одежду из Амстердама в Париж, ибо можно будет утверждать, что в таком случае торговый баланс сложится в нашу пользу.

Да, печальная, очень печальная получается картина; я бы осмелился даже сказать, картина деградации, когда законодатель не желает позволить заинтересованным лицам, купцам и дельцам, решать и действовать за самих себя, на свой страх и риск. При обычном порядке вещей каждый сам отвечает за себя и за свои действия; тот, кто ошибается, терпит, конечно, ущерб, но он же и учится на собственных ошибках и выправляет свое положение. Но когда вмешивается и что-то навязывает или запрещает законодатель, то если у законодателя засело в мозгу чудовищное заблуждение, получается, что его заблуждение становится правилом поведения целого народа, большой страны. Мы во Франции обожаем свободу, однако не очень понимаем, что же она собой представляет. О, давайте же станем лучше понимать ее, от этого наша любовь к ней не убавится!

Г-н Моген утверждал с невозмутимым апломбом, что в Англии не найдется ни одного государственного деятеля, который не был бы приверженцем торгового баланса. Подсчитав потери, вытекающие, по его мнению, из излишка нашего ввоза, он воскликнул: «Если бы вдруг так начали поступать в Англии, она вздрогнула бы, и каждый член палаты общин почувствовал бы, как под ним трясется его кресло!»

Я же утверждаю, что если бы в палате общин кто-то заявил: «Общая ценность вывозимого из страны превосходит общую ценность ввозимого в нее», – вот тогда-то и пошла бы настоящая тряска, и я не думаю, что там нашелся бы хоть один оратор, который осмелился бы присовокупить: «И эта разница представляет собой прибыль».

В Англии убеждены в том, что для страны важно получать больше, чем она отдает. Кроме того, там замерили, что такова же тенденция всех торговцев, и поэтому там поддерживают их полную самостоятельность, и всякий торговый обмен там абсолютно свободен.

Изобилие1