Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Это обстоятельство в некоторой степени объясняет рост числа виноградников. Во многом этот рост выражает недовольство земельных собственников, которые считают себя жертвами несправедливости. А им отвечают: такая жертва – не в счет, она ничто, потому что вообще во Франции разводят виноградники.

Прежде всего я хотел бы, чтобы мне привели в пример хотя бы одну промышленную отрасль, которая с 1788 до 1850 г., то есть за шестьдесят два года, не развивалась бы такими же темпами. Я хотел бы знать, разве не росли с той же самой быстротой добыча каменного угля, выплавка железа, производство сукна. Я хотел бы знать, существует ли в промышленности отрасль, которая не выросла бы как минимум на четверть за эти шесть десятков лет. Так разве удивительно, что такими же темпами естественно выросла самая древняя отрасль нашего земледелия, отрасль, которая может снабдить своими продуктами весь мир? Однако этот рост, господа, вызван самим законом. Из-за закона виноградники перекочевывают со склонов холмов на равнины, и все ради того, чтобы избежать унижений и оскорблений, сопряженных с изыманием косвенных налогов. Отсюда и пертурбация, неразбериха.

Позвольте мне обратить ваше внимание на один факт почти местного значения, поскольку он касается только одного избирательного округа, но, по-моему, факт этот имеет немалое значение, потому что он сопряжен с общим законом.

Этот факт, господа, позволит также ответить на аргумент, с которым выступали с этой трибуны, когда, ссылаясь на авторитет Адама Смита, утверждали, что всякий налог всегда падает на потребителя. Отсюда делают вывод, что вот уже сорок лет все собственники виноградников во Франции неправы, выдвигая свои жалобы, и вообще не знают сути того, о чем говорят. Да, я тоже принадлежу к тем, кто считает, что налог падает на потребителя. Но я утверждаю: такой результат, такое следствие сложилось за долгое время, когда обладатели собственности менялись, когда собственность переходила из рук в руки, и все это было связано с изменениями, тоже медленными, экономических условий и порядков. И в течение всего этого времени, пока длилась и длится такая революция, страдания были и остаются великими, огромными.

Мой округ, где развито виноградарство, когда-то процветал. Все жили благополучно, люди культивировали виноград, вина потреблялись либо на месте, либо на соседних равнинах, где не было виноградников, либо продавались за границу, в северную часть Европы.

И вдруг, нежданно-негаданно, разразилась таможенная и пошлинная война, которая повысила все налоги и обесценила вино.

Страна, о которой я говорю, вся страна культивировалась, особенно в том, что касается виноделия, фермерами-арендаторами. Фермер получал половину, земельный собственник – другую половину продукта. Земля ферм культивировалась таким образом, что фермер с семьей вполне мог неплохо жить за счет получаемой им половины вина. Но ценность вина резко упала, и эта половина уже не давала фермеру средств существования. Тогда он обратился к собственнику земли и сказал ему: я уже не могу выращивать ваш виноград, если вы не будете кормить меня. Собственник дал ему кукурузы, чтобы тот мог как-то жить, а в конце года забрал себе весь урожай винограда, чтобы компенсировать свой кукурузный аванс. Урожая, однако, не хватило для покрытия всех его авансов, и контракт был изменен, притом не через нотариуса, а фактически: собственник нанял поденщиков, которых за всю их работу лишь кормил кукурузой.

Надо было тем не менее как-то выходить из положения, и вот как произошла соответствующая революция. Фермы были укрупнены, то есть вместо трех ферм стало две, вместо двух – одна. Затем на некоторых землях были выкорчеваны виноградники и посажена кукуруза, и стали говорить: на эту кукурузу фермер может жить, и землевладельцу не придется ничего давать ему на пропитание.