Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

То же самое и с образованием. Наверное, все согласятся, что наилучшим образованием, по содержанию и по методике, было бы образование единое, или правительственное, поскольку – предположительно, конечно, – из него тогда исключаются, законодательным путем, всякого рода ошибки и недоработки. Но критерий благополучия здесь еще не найден, и пока законодатель или министр народного образования не несет на себе знака безупречности, свидетельствующего, что наилучшая методика найдена и вытеснила все другие, пока этого нет, остаются разнообразие, эксперименты, опыт, индивидуальные усилия, движимые стремлением к успеху, – одним словом, остается свобода. Самое худшее – это декретированное и униформизированное образование, ибо при таком режиме ошибки и заблуждения становятся постоянными, всеобщими и непоправимыми. Так что те, кто, движимые чувством братства, требуют, чтобы образованием ведал исключительно закон, должны признать, что есть большая опасность того, что закон будет ведать ошибками и заблуждениями. Всякие запреты со стороны закона могут ударить по истине и, значит, ударить по умам, думающим, что они обрели истины. И я спрашиваю: разве это истинное братство, если оно прибегает к силе, чтобы навязывать или, по меньшей мере, рисковать навязать ошибки и заблуждения? Почему-то боятся разнообразия и называют его анархией, но ведь оно есть следствие разнообразия интеллектов и убеждений. К тому же разнообразие имеет тенденцию к выравниванию в результате обсуждений, изучения и опыта. А пока что как прикажете называть систему, подминающую под себя все остальные с помощью закона и прямой силы? Здесь мы опять обнаруживаем, что это так называемое братство, обращающееся к закону и законному принуждению, явно противостоит справедливости.

Я мог бы высказать те же самые соображения по поводу прессы, и, по правде сказать, мне трудно понять, почему те, кто требует унитарного образования под водительством государства, не требуют унитарной прессы под водительством государства. Ведь печать – это тоже образование. Газеты помещают на своих страницах разные дискуссии, потому что они ими живут. Здесь тоже разнообразие или, если угодно, анархия. Так почему бы, согласно критикуемым нами идеям, не создать министерство печати и не поручить ему вдохновлять авторов всех книг и всех газет Франции? Либо государство безупречно, и тогда лучше всего отдать ему всю область интеллекта; либо оно небезупречно, и тогда неразумно отдавать ему ни образование, ни прессу.

Рассматривая наши отношения с заграницей, которые тоже могут попасть под полную власть закона, я и тут не вижу более осторожного, прочного, приемлемого для всех правила, нежели правило справедливости. Подчинить эти отношения принципу узаконенного и насильственного братства значит декретировать вечную и всеобщую войну, так как это равнозначно тому, чтобы в обязательном порядке отдать силу страны, кровь и достояние ее граждан на службу тому делу, которому симпатизирует законодатель. Странное получается братство! Забавную и тщеславную сторону такого братства давным-давно персонифицировал Сервантес.

Особенно опасна догма по поводу братства, если применить ее к труду, когда и тут братство, это священное само по себе понятие, втискивается в наши кодексы со всеми вытекающими из них наказаниями и преследованиями.

Братство всегда содержит в себе идею преданности и жертвенности, и потому, как я уже говорил, оно вызывает слезы умиления и восторга. Когда же некоторые социалисты утверждают, что практикование братства выгодно, тогда нет никакой нужды декретировать его, потому что людям не нужен никакой закон, чтобы искать прибыль и получать ее. Так что подобное толкование братства довольно-таки сильно опошляет его и делает тусклым.

Оставим же братству его подлинную природу, которую можно и надо сформулировать так: добровольная жертва, продиктованная чувством родственности и товарищества.