Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Многие годы слово «свобода» воспринимается всеми органами чувств нашей молодежи и несет с собой смысл, который трудно согласовать с современными правилами и обычаями. Мы превращаем его в синоним национального превосходства по отношению к загранице, а внутри страны оно обозначает очень условную справедливость при распределении военной добычи. Военная добыча распределялась между римским народом и сенатом, что порождало распри, драки и бойни, слушая или читая рассказы о которых наши молодые души всегда берут сторону народа. В конце концов борьба на Форуме и свобода ассоциируются в наших умах с прочно укоренившимися идеями, которые сводятся к тому, что быть свободным значит бороться и что поле свободы есть поле битв…

Мы спешим поскорее окончить колледж, чтобы бушевать на площадях и улицах, выступая против «иностранного варвара» и «жадного патриция».

Так разве понимаемая так свобода не может не вызывать поочередного энтузиазма и страха среди трудящегося населения?..

Народы были и все еще остаются настолько угнетенными, что они могли и могут обрести свободу лишь в борьбе. Они решаются биться за свободу, когда угнетение становится невыносимым, и благодарны и признательны борцам за свободу. Но борьба эта часто бывает затяжной, кровавой, в ней перемешиваются победы и поражения, и она может порождать нечто более худшее, нежели угнетение… Тогда народ, устав от борьбы, чувствует необходимость передышки. Он поворачивается против тех, кто продолжает требовать от него чрезмерных жертв, и начинает сомневаться в важности магического слова, ради которого его лишают безопасности и покоя и даже самой свободы…

Хотя борьба и нужна для завоевания свободы, но не будем забывать, что свобода не есть борьба, так же как порт не есть место для маневров кораблей. А такую путаницу создают политические публицисты и ораторы, напичканные римскими идеями. Массы таких вещей не путают. Борьба ради борьбы вызывает у них отвращение, и они придерживаются одной глубокой мудрости: есть некто, кто умнее умных людей, и этот некто – все люди, вместе взятые…

Общий, так сказать, фонд идей связывает между собой слова «свобода», «равенство», «собственность», «безопасность».

Свобода, этимологически связанная со словами «вес», «баланс», предполагает идею справедливости, равенства, гармонии, равновесия; все это исключает борьбу и представляет собой нечто обратное римскому толкованию.

С другой стороны, свобода выражает обобщенное понятие собственности. Принадлежат ли мне мои собственные способности, если я не волен приложить их к чему хочу, и не есть ли рабство полнейшее отрицание как собственности, так и свободы?

Наконец, свобода есть безопасность, так как безопасность означает гарантированную собственность применительно не только к настоящему, но и к будущему…

Поскольку римляне, и я особо подчеркиваю это, жили военной добычей и очень дорожили свободой, потому что, дорожа своей свободой, они имели рабов, то вполне понятно, что идея свободы была у них вполне совместима с идеями грабежа и рабства. Следовательно, такое же умонастроение должно владеть и всеми нашими поколениями, вышедшими из колледжей, а ведь эти поколения господствуют над миром. По их убеждению, собственность на продукт реализации способностей и собственность на сами эти способности не имеет ничего общего со свободой и остается бесконечно менее ценной, чем свобода. Поэтому теоретические нападки на собственность оставляют их равнодушными. Зато, когда в законах соблюдается некая симметрия и в них внешне присутствует филантропия, их очаровывает коммунизм такого рода…