Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

Кольчугу разорвал, как Ахриман.

О щит свои клыки, широкомордый,

Он тер, как сталь острят о камень твердый.

И вепрь и витязь бешенства полны,

И вся поляна — в пламени войны.

Бижан ударил вепря в грудь булатом,

Покончил с этим чудищем проклятым!

Все кабаны в испуге затряслись,

И сделались они смирнее лис.

Их головы Бижан рубил как мститель,

Вязал их к торокам коня воитель.

Разбрасывая туши на пути,

Клыки решил он шаху привезти,

Чтоб витязя отвагу и дерзанье

Явили знатным головы кабаньи.

Горою взгромоздились торока:

Свалила б ноша буйвола, быка!

Коварство Гургина

Гургин, исполнен злобы и досады,

В смущенье появился из засады.

Синел вдали необозримый лес…

Он превознес Бижана до небес.

Почувствовал он в сердце боль и горе,

Со страхом думал о своем позоре.

Ему внушил нечистый Ахриман

Предать Бижана, совершив обман!

Такой Гургину был начертан жребий,

Что он забыл о господе на небе:

Кто роет яму для другого, тот

Сам в эту яму, низкий, попадет!

Гургин с отважным юношей слукавил:

Тенёта на пути его расставил.

Сказал Бижану: «Витязь молодой,

Ты смел, умен, сияешь красотой,

И происшествий множество с тобою

Случится: так предписано судьбою.

Послушай, что скажу тебе сейчас.

Бывал я в этой местности не раз,

Я с Гивом здесь бывал на поле чести,

С Ноузаром, Тусом и Рустамом вместе.

Здесь много одержали мы побед,

И много с той поры промчалось лет,

Когда себе мы добывали славу,

А властелину юному — державу.

В двух днях пути отсель, ты должен знать,

Есть место, где всегда пирует знать.

Земля одета в зелень и багрянец,

Привольем наслаждается туранец.

Цветник пылает, и звенит ручей

В прибежище туранских силачей.

Земля — атлас, а воздух — мускус томный,

И соком роз наполнен ключ укромный.

Цветы — кумиры — дышат в забытьи,

Язычниками стали соловьи.[35]

Их пеньем оглашается долина,

Красуются фазаны вкруг жасмина.

А скоро дни за днями пролетят,—

То место расцветет, как райский сад.

В садах, в горах, и днем, и в полнолунье,

Там будут периликие колдуньи.

Там дочь Афрасиаба, Манижа,

Взойдет, как солнце, — как весна, свежа.

В ее шатре — сто девушек-служанок,

Сто идолов, сто молодых тюрчанок,

Ланиты их завешены, а стан

У каждой из красавиц — как платан!

Венчают их цветы, глаза — чуть пьяны,

А губы их даруют сок багряный.

Здесь предаются девушки пирам,

Кумирню здесь найдешь — китайский храм,

И если путь в Туран тебе отраден,

То к месту празднеств мы прибудем за день.

Из луноликих лучших отберем,

Затем предстанем с ними, пред царем».

Был очарован и взволнован разом

Доверчивый Бижан таким рассказом.

Был молод, сладострастием томим

И поступил, как должно молодым.

Бижан отправляется на свидание с Манижой, дочерью Афрасиаба

Они в далекий путь помчались оба:

В одном — восторг, в другом — пылает злоба.