Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

За мягким голенищем из сафьяна

Всегда кинжал хранился у Бижана.

Из ножен быстро вынул он кинжал

И, подбежав к дверям, себя назвал:

«Из рода я Кишвада-полководца,

Зовусь Бижаном и готов бороться!

Никто с Бижана шкуры не сдерет,

А кто содрать задумает — умрет.

Хоть мир погибни — боя не покину,

Вовек врагам не покажу я спину!»

Он крикнул Гарсивазу: «Пред тобой

Стою сейчас, обманутый судьбой.

Ты знаешь, кто я, из какого дома,

Тебе мое прозвание знакомо.

Ты хочешь боя? Что же, я в бою

Омою вражьей кровью длань свою!

Ты хочешь крови? Меч я окровавлю,

Я множество туранцев обезглавлю.

Но если к шаху ты со мной пойдешь,—

Всю правду расскажу, развею ложь.

Ступай же к шаху с просьбой в каждом слове,—

Чтоб шах не проливал невинной крови».

Подумав, Гарсиваз взглянул опять

На остроту его когтей и стать.

Увидел, что воитель жаждет брани,

Что жаркой кровью умывает длани,—

И клятву дал, что, движимый добром,

Он защитит Бижана пред царем.

Он отобрал кинжал у сына Гива,

Затем словами, сказанными льстиво,

Связал Бижана, как цепного пса…

Что слава, если лживы небеса?

Тому, кто мягок, небосвод горбатый

Являет грубость, злобою объятый!

В слезах и в смуте, в путах и в пыли

Бижана к туран-шаху повели.

Так, в путах, с головою непокрытой,

Предстал пред шахом витязь именитый.

Воскликнул он с достоинством в очах:

«Ты вправе правды требовать, о шах!

Здесь не найдешь виновных: право слово,

Сюда без умысла попал я злого.

Я с кабанами встретился в бою,

В туранском оказался я краю:

Сюда мой сокол залетел в то время,

А я — за ним, забыв свой дом и племя.

Блуждал в лесу, вдали от всех дорог,

В тени под кипарисом я прилег.

Я стал добычей сонного бессилья.

Явилась пери, распростерла крылья

И унесла меня до рубежа,

Где двигалась со свитой Манижа.

Бежали слуги, караван покинув.

Охраны не нашлось у паланкинов.

Но, вдруг, раздвинув зелени навес,

Вступили всадники-туранцы в лес.

Я паланкин увидел посредине,

Был полог шелковый на паланкине.

В шатре красавица, как день светла,

Венец на ложе положив, спала.

В союз вступила пери с Ахриманом.

Он всадников развеял, став бураном.

Заколдовал царевну враг добра,

Низринул он меня под сень шатра.

Я спал, не слыша говора лесного,

Лишь во дворце пришел в сознанье снова.

Я чист перед тобой, о царь страны,

На дочери владыки нет вины.

Познал я муки плена в полной мере:

Я — жертва колдовства коварной пери».

Афрасиаб сказал ему в ответ:

«Настал твой горький день, погас твой свет!

Иранец, ты за славой боевою

С арканом поскакал и булавою,

Теперь, подобен связанной жене,

Как пьяница, болтаешь ты о сне.

Чтобы спастись, хитришь передо мною?

Мол, колдовской обман всему виною!»

Сказал Бижан: «О государь, сперва

Спокойно выслушай мои слова.

По-разному сражаются с врагами:

Когтями лев силен, кабан — клыками,