Шах-наме - Фирдоуси Хаким Абулькасим (1972)

Ушла с улыбкой на устах, сияя:

Лицо — как день, а кудри — тьма ночная.

Сказала Рудабе: «С весельем встань,

Теперь гепард терзать не будет лань.

Давай скорей запястья, кольца спрячем,

Убранство сняв, к отцу ступай ты с плачем».

«Снимать? Зачем? — сказала та в ответ,—

Мне, бедной, притворяться — смысла нет.

Навеки я принадлежу Дастану,

А то, что явно, я скрывать не стану».

И дочь предстала пред лицом царя,

Нарядна, как восточная заря.

Отец, ее увидев, восхитился

И мысленно к Йездану обратился.

Сказал ей: «Помутнен твой ум навек!

Какой допустит знатный человек,

Чтоб вышла пери за исчадье ада?

Тебя лишить венца и перстня надо!»

Он, полный гнева, как гепард рыча,

Кружил, сжимая рукоять меча.

Ушла царевна в страхе и печали,

И желтыми ее ланиты стали.

И мать и дочь — несчастные сердца —

Прибежища искали у творца.

Манучихр узнает о любви Заля и Рудабы

Придворных шаханшаха всколыхнула

Весть о Дастане, о царе Кабула,

О том, что Заль влюблен: пришло на ум

Стать равными неравным этим двум!

Перед лицом царя царей мобеды

Об этой вести повели беседы.

Такое слово Манучихр изрек:

«За это дело нас накажет рок.

Умом, войной и силой твердой власти

Иран я вырвал из тигриной пасти.

Царь Фаридун Заххака сбросил гнет,—

Боюсь я: это семя прорастет.

Дастан, влюбившись, долг забыл сыновний:

Пусть дочь араба нам не станет ровней!

Когда у этих двух, — так царь сказал,—

Из ножен вдруг появится кинжал,[15]

То, если в мать пойдет дитя Дастана,

Мы много зла увидим от смутьяна.

Он возмутит иранскую страну,

Чтоб отобрать корону и казну».

Мобеды вознесли царя высоко,

Назвали властелином без порока:

«Воистину мудрейший ты из нас,

Сильнейший ты из нас в тяжелый час!

Верши по смыслу веры и закона:

Твой разум в плен захватит и дракона!»

Ноузару царь царей велел созвать

Вельмож придворных, избранную знать:

«Ступайте к Саму, поведите речи,

Спросите, как вернулся всадник с сечи,

Скажите: «К нам пожалуй во дворец,

Потом домой отправишься, храбрец».

Внял храбрый Сам такому приказанью,

Обрадовался этому свиданью,

Сказал Ноузару: «Я пойду к царю,

Свиданьем с ним я душу озарю».

Со звоном чаш тогда смешались клики,

Не умолкали здравицы владыке,

Ноузару, Саму — всаднику в броне,

И всем князьям, и каждой их стране.

Прошла в веселье ночь. Когда светило,

Сверкая, тайну неба им открыло,

Вельможи, как велел им царь царей,

К его двору помчались поскорей.

Могучий Сам, воитель несравненный,

Предстал пред повелителем вселенной.

Воскликнул Манучихр: «Иди на бой,

И всех отважных ты возьми с собой!

Кабул и Хиндустан сровняй с камнями,

Дворец Михраба ты повергни в пламя.

Пусть не уйдет Михраб из рук твоих,

Не оставляй змееныша в живых.

Змеиный род, исполнен злобы лютой,

Грозит земле войной, насильем, смутой.

Всех, у кого была с Михрабом связь,